кажущихся несущественными, но в своей совокупности в значительной степени
объясняющих дело и его действительное значение. Он напомнил также, что
присяжные обязаны учитывать все обстоятельства, как уличающие, так и
оправдывающие подсудимую, и что все это надо рассматривать беспристрастно и
помнить, что они высказывают не просто мнение, а приговор. ...Вы должны
припомнить, - обращался Кони к заседателям, что, быть может, по настоящему
делу, которое произвело большое впечатление в обществе, вам приходилось
слышать разные разговоры и мнения, которые объясняли дело то в ту, то в
другую сторону, - Я бы советовал вам забыть их; вы должны помнить только
то, что увидите и услышите на суде, и помнить, что то, что вы слышали вне
стен суда, были мнения, а то, что вы скажете, будет приговор; то, что вы
слышали вне стен суда, не налагает на вас нравственной ответственности, а
ваш приговор налагает на вас огромную ответственность перед обществом и
перед подсудимой, судьба которой в ваших руках... вы обязуетесь судить по
убеждению совести, не по впечатлению, а по долгому, обдуманному соображению
всех обстоятельств дела; вы не должны поддаваться мимолетным впечатлениям,
вы должны смотреть во всех обстоятельствах дела на их сущность»(78)
Оглашая обвинительный акт. Деяние В.Засулич было квалифицировано в нем
по ст. 1454 Уложения о наказаниях, которая предусматривала лишение всех
прав состояния и ссылку в каторжные работы на срок от15 до 20 лет, а потому
она, говорилось в акте, согласно 201-й статье Устава уголовного
судопроизводство подлежит суду С.-Петербургского окружного суда с участием
присяжных заседателей.(79)
Следствие в точности исполнило решение графа Палена: в обвинительном
акте не было и намека на политический характер преступления, и тем не менее
кара за содеянное предложена весьма жестокая. На такую кару и рассчитывал
министр юстиции, передавая дело суду присяжных заседателей. Он, конечно,
великолепно помнил день 13 июля 1877 г. и санкцию, данную им тогда Трепову,
- сечь Боголюбова. Сам Пален не присутствовал на суде, но его ежечасно
информировали о ходе процесса.
Началось судебное следствие. На вопрос председательству-ющего,
признает ли В.Засулич себя виновной, она ответила : «Я признаю, что
стреляла в генерала Трепова, причём, могла ли последовать от этого рана или
смерть, для меня было безразлично». А на предложение рассказать, вследствие
чего она совершила покушение на Трепова, подсудимая ответила, что просила
бы ей позволить ей объяснить мотивы после допроса свидетелей.(80)
После допроса свидетелей, бывших очевидцами событий 24 января, было
зачитано письменное показание Трепова от той же даты: « Сегодня, в 10 утра,
во время приема просителей в приемной комнате находилось несколько
просителей... Раздался выстрел, которого, однако, я не слышал, и я упал
раненый в левый бок. Майор Курнеев бросился на стрелявшую женщину, и между
ними завязалась борьба, причем женщина не отдавала упорно револьвера и
желала произвести второй выстрел. Женщину эту я до сих пор не знал и не
знаю, что была за причина, которая побудила ее покушаться на мою жизнь».
Председательствующий тут же уточняет у подсудимой, хотела ли она стрелять
второй раз. В.Засулич отрицает это: « Я тотчас же бросила револьвер, потому
что боялась, что, когда на меня бросятся, он может выстрелить и во второй
раз, потому что курок у него был очень слаб, а я этого не желала».
После окончания заслушивания свидетельских показаний слово
предоставляется В.Засулич. Она говорит, что ей было известно о происшествии
13 июля: слышала, что Боголюбову было дано не 25 ударов, а били его до
тех пор, пока не перестал кричать. В.Засулич сказала: «Я по собственному
опыту знаю, до какого страшного нервного напряжения доводит долгое
одиночное заключение. А большинство из содержавшихся в то время в доме
предварительного заключения политических арестантов просидело уже по три и
три с половиной года, уже многие из них с ума посходили, самоубийством
покончили. Я могла живо вообразить, какое адское впечатление должна была
произвести экзекуция на всех политических арестантов, не говоря уже о тех,
кто сам подвергся сечению, побоям, карцеру, и какую жестокость надо было
иметь для того, чтобы заставить их все это вынести по поводу неснятой при
вторичной встрече шапки. На меня все это произвело впечатление не
наказания, а надругательства, вызванного какой-либо злобой. Мне казалось,
что такое дело не может, не должно пройти бесследно. Я ждала, не отзовется
ли оно хоть чем-нибудь, но все молчало, и в печати не появлялось больше ни
слова, и ничто не мешало Трепову или кому другому, столь же сильному, опять
и опять производить такие же расправы - ведь так легко забыть при вторичной
встрече шапку снять, так найти другой, подобный же ничтожный предлог.
Тогда, не видя никаких других средств к этому делу, я решилась, хотя ценою
собственной гибели, доказать , что нельзя быть уверенным в безнаказанности,
так ругаясь над человеческой личностью...» В.Засулич была настолько
взволнована, что не могла продолжать. Председатель пригласил ее отдохнуть и
успокоиться; немного погодя она продолжала: «Я не нашла, не могла найти
другого способа обратить внимание на это происшествие... Я не видела
другого способа... Страшно поднять руку на человека, но я находила, что
должна это сделать».(81) На вопрос о том , целилась ли она, когда стреляла,
последовал ответ: « Нет, я стреляла на удачу, так, как вынула револьвер, не
целясь; тотчас спустила курок, если бы я была больше ростом или
градоначальник меньше, то выстрел пришелся бы иначе, и я бы, может быть,
убила его»(82)
По просьбе председательствующего дали свое заключение эксперты-
медики: выстрела был произведен в упор, а рана принадлежит к разряду
тяжких.
Судебное следствие не внесло ничего нового в характеристику состава
преступления, но перед судом предстала живая картина событий двух дней - 13
июля 1877 г. и 24 января 1878 г.
После рассказа Верой Засулич своей биографии председатель объявил,
что судебное следствие окончено и суд приступает к прениям сторон. Первым,
естественно по долгу службы выступил К.И.Кессель. Он заявил, что обвиняет
подсудимую в том, что она имела заранее обдуманное намерение лишить жизни
градоначальника Трепова, и что Засулич сделала все, чтобы привести свое
намерение в исполнение.
Вторую часть своей обвинительной речи Кессель посвятил выгораживанию
поступка Трепова 13 июля и сказал, что суд не должен ни порицать, ни
оправдывать действия градоначальника. По общему признанию, речь обвинителя
была бесцветной.
Напротив, речь защитника Александрова(83) явилась крупным событием
общественной жизни . Александров был твердо убежден в том, что событие 24
января явилось следствием того, что произошло 13 июля. Эту мысль он и
проводил. Это событие не может быть рассматриваемо отдельно от другого
случая: оно так связано с фактом, совершившимся в доме предварительного
заключения. 13 июля, что если непонятным будет смысл покушения
произведенного В.Засулич, то его можно уяснить, только сопоставляя
покушение с теми мотивами, начало которых положено было происшествием в
доме предварительного заключения...Чтобы вполне судить о мотиве наших
поступков, надо знать, как эти мотивы отразились на наших понятиях. И здесь
Александров предупреждал, что в его оценке событий 13 июля не будет
обсуждения действия должностного лица, а будет только разъяснение того, как
отразилось оно на взглядах и убеждениях Веры Засулич.
Политический арестант был для Засулич - она сама, ее горькое
прошлое, ее собственная история - история безвозвратно погубленных лет, это
ее собственные страдания. Засулич негодовала: разве можно применять такое
жестокое наказание к арестанту, как розги, только за не снятие шапки при
повторной встрече с почтенным посетителем ? Нет, это невероятно. Засулич
сомневалась в достоверности этого, но когда она в сентябре переехала в
Петербург, то узнала от очевидцев всю правду о событии 13 июля 1877 г.
Александров ничего не опровергал, ничего не оспаривал, он просто
объяснял, как и почему у подсудимой могла возникнуть мысль о мести. В зале
раздалась буря аплодисментов, громкие крики : «Браво!» Плачет подсудимая
Вера Засулич, слышится плач и в зале.
Председатель А.Ф.Кони прерывает защитника и обращается к публике:
«Поведение публики должно выражаться в уважении к суду. Суд не театр,
одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повториться вновь, я
буду вынужден очистить залу». Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь
воспрещается. Если это повториться вновь, я буду вынужден очистить залу».
Но в душе председатель суда восхищался блестящей речью Александрова. Ведь
сам он, будучи не менее прекрасным оратором, хорошо представлял себе, на
что способен Александров, и ранее, не скрывая этого, дважды напоминал
министру юстиции о незаурядных способностях
защитника. После предупреждения председателя , адресованного публике,
Александров продолжил защитительную речь.
Обращаясь к присяжным заседателям, Александров сказал: «В первый раз
является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных
интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала
борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее
молодой жизни».
«Да, - сказал Александров, завершая свою речь, - она может выйти
отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и останется только
пожелать, чтобы не повторились причины, производящие подобные
преступления».(84)
В.Засулич отказывается от последнего слова. Прения объявлены
оконченными. С согласия сторон А.Ф.Кони поставил перед присяжными три
вопроса: «Первый вопрос поставлен так: виновна ли Засулич в том, что
решившись отмстить градоначальнику Трепову за наказание Боголюбова и
приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с обдуманным заранее
намерением генерал-адъютанту Трепову рану в полости таза пулею большого
калибра; второй вопрос о том, что если Засулич совершила это деяние, то
имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника
Трепова; и третий вопрос о том, что если Засулич имела целью лишить жизни
градоначальника Трепова, то сделала ли она все, что от нее зависело, для
достижения этой цели, причем смерть не последовала от обстоятельств, от
Засулич не зависевших».(85)
Итак, решение вопроса о вине подсудимой было поставлено председателем
суда в непосредственную связь с фактом, происшедшим 13 июля, т.е. с
распоряжением Трепова о сечении Боголюбова. Здесь А.Ф.Кони остался верен
своим принципам и выразил их в вопросах, на которые должны были дать ответы
присяжные Сформулировав перечень вопросов заседателям, А.Ф.Кони произнес
резюме председателя.(86)
В спокойных тонах проведен мастерский разбор сути рассматриваемого
дела. Резюме Кони было тщательным разбором дела применительно к тем
вопросам, которые были поставлены перед присяжными. При этом он подчеркнул,
что ответ на первый вопрос не представляет особых трудностей. Обращаясь к
присяжным, А.Ф.Кони сказал: «Вам была предоставлена возможность всесторонне
рассмотреть настоящее дело, перед вами были открыты все обстоятельства.
Которые по мнению сторон, должны были разъяснить сущность деяния
подсудимой, - суд имеет основание ожидать от вас приговора обдуманного и
основанного на серьезной оценке имеющегося у вас материала».(87) Свое
резюме Кони завершил так: «Указания, которые я вам делал теперь, есть не
что иное, как советы, могущие облегчить вам разбор данных дела и приведение
их в систему. Они для вас нисколько не обязательны. Вы можете их забыть, вы
можете их принять во внимание. Вы произнесете решительное и окончательное
слово по этому важному, без сомнения делу. Вы произнесете это слово по
убеждению вашему, глубокому, основанному на всем, что вы видели и слышали,
и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести.
Если вы признаете подсудимую виновной по первому или по всем трем
вопросам, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по
обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком
смысле. К ним относится все то, что обрисовывает перед вами личность
виновного. Эти обстоятельства всегда имеют значение, так как вы судите не
отвлеченный предмет, а живого человека, настоящее которого всегда прямо или
косвенно слагается под влиянием его прошлого. Обсуждая основания для
снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич».
Выступление председателя нацеливало присяжных на те выводы, которые
вытекали из речи защитника.
Обращаясь к старшине присяжных заседателей, А.Ф.Кони сказал: «Получите
опросный лист. Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре
вашем скажется тот «дух правды», которым должны быть проникнуты все
действия людей, исполняющих священные обязанности судьи».(88)
С этим напутствием присяжные ушли на совещание. Вскоре было сообщено,
что они завершили свое совещание и готовы доложить его результаты. Царь и
министр юстиции требовали от А.Ф.Кони любыми путями добиться обвинительного
приговора. Но Кони в своем напутствии присяжным, по существу, подсказал
оправдательный приговор, и в этом проявилась его боевая натура. Идя этим
путем, он отчетливо представлял себе все те невзгоды, которые были связаны
с оправданием В.Засулич, но это его не страшило.
Наступила мертвая тишина... Все притаили дыхание. Прошло немного
времени, и старшина присяжных заседателей дрожащей рукой подал председателю
опросный лист. Против первого вопроса крупным почерком было написано: «Нет,
не виновна!» Посмотрев опросный лист, А.Ф.Кони передал его старшине для
оглашения. Тот успел только сказать «Нет! Не вин...» и продолжать уже не
мог.
Крики несдержанной радости, истеричные рыдания, отчаянные
аплодисменты, топот ног, возгласы «Браво! Ура! Молодцы!» - все слилось в
один треск, и стон, и вопль, все было возбуждено какому-то бессознательному
чувству радости...
После того как зал стих, А.Ф.Кони объявил Засулич, что она оправдана.
Боясь отдать ее в руки восторженной и возбужденной толпы, он сказал:
«Отправьтесь в дом предварительного заключения и возьмите ваши вещи: приказ
о вашем освобождении будет прислан немедленно. Заседание закрыто!».
Публика с шумом хлынула внутрь зала заседаний. Многие обнимали друг
друга, целовались, лезли через перила к Александрову и Засулич и
поздравляли их. Адвоката качали, а затем на руках вынесли из зала суда и
пронесли до Литейной улицы.
Вскоре Засулич выпустили из дома предварительного заключения. Она
попала прямо в объятия толпы. Раздавались радостные крики, освобожденную
подбрасывали вверх. В толпу вклинилась полиция, началась перестрелка...
Засулич успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать
повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию.(89)
На второй день после суда последовало приглашение А.Ф.Кони к министру.
«Я нашел Палена, - пишет Кони, - гораздо более спокойным, чем ожидал. «Ну
вот видите, каковы они, ваши присяжные! - встретил он меня. - Ну, уж пусть
теперь не взыщут, не взыщут!» Но затем стал, без особого волнения, говорить
о деле, по-видимому более негодуя на уличные последствия процесса, чем на
самый приговор». А.Ф.Кони рассказал министру некоторые подробности
процесса. В конце беседы Пален добавил: «Но, я слышал, что вами дело было
ведено превосходно и безукоризненно... это мне говорили очевидцы...». (93)
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
