Эту проблему видит и отец Александр Мень: «И среди христиан еще слишком часто дают о себе знать рецидивы доевангельского сознания. Они проявляются и в отрешенном спиритуализме, и в авторитарной нетерпимости, и в магическом обрядоверии. Это вполне объяснимо: ведь позади сотни веков, в сравнении с которыми две тысячи лет - ничтожный срок для того, чтобы преодолеть язычество и осуществить хотя бы малую часть задачи, поставленной миру Богочеловеком. А она поистине абсолютна и неисчерпаема. Можно сказать, что «закваска» Евангелия только начала свое преобразующее действие»[175].
А вот психология магии по Д. Фрэзеру: «Анализируя принципы мышления, лежащие в основе магии, мы обнаруживаем, что они сводятся к двум: первый принцип гласит, что сходное происходит от сходного, что следствие подобно своей причине; согласно второму принципу, предметы, которые однажды находились в длительном контакте или общении между собой, продолжают действовать друг на друга тогда, когда это общение прекратилось»[176].
К магизму и обрядоверию, приучают не только с малых лет наши бабушки, но эти идеи навязывают даже на уровне университетов. Например, преподаватель «Народоведения» одного из университетов (РДГУ) города Ровно (обласной центр Украины) Немиро М. в пособии для преподавателей и студентов рассуждает, среди прочего, и об оберегах. Она называет их «неотъемлемой частью нашей (украинской – А.И.) национальной культуры»[177]. Но вопрос стоит не в том, что это явление есть часть культуры определенной группы славянского народа. Корень вопроса в другом: является ли это высшим проявлением духовности, приближающим человека к Богу? И вообще: какое место здесь отводится Самому Богу? Или же это шаг назад в духовно-культурном развитии народа, нации и, в частности, конкретного человека? Нужно ли сейчас форсировать в нашем обществе эти пережитки язычества, с которыми так долго борется Православие? Сейчас, когда с принятием христианства Идеал стал настолько высок, но и настолько достижим (пример тому многочисленный сонм святых, которых дала наша Церковь), что возврат назад к примитивной атрибутике и откровенному примитивному магизму, чем и являются так называемые обереги, казалось бы, невозможен.
Вышеуказанный исследователь даже делит обереги на группы. «Символические обереги менялись исторически… Их остатки имеем на писанках, рушниках – символах великих праздников»[178]. Наиболее характерным оберегом называется крест, но внимание акцентируется не на том, о чем говорит христианство – как символе победы Жизни над смертью. «Равноконечный крест еще и в круге, был давним украинским символом изображения Дажбога. Нередко концы загибались – это символизировало движение Солнца и всего живого… Трактуется как христианский крест, а изображается как праукраинский символ»[179]. К духовным оберегам, по Немиро М., относятся «молитвы, заговоры, зашептывания, нашептывания… Это был… своеобразный код, который открывал доступ к живительным источникам космической энергии»[180]. Неужели этот оккультизм и магизм актуален для нашого народа, который в большинстве своем, все-таки, остается православным[181]? «Люди верили, что проговорив определенный заговор, можно уберечь посевы от непогоды…»[182]. Опять же: какое место отводится в этих практиках Богу? Он - не нужен, все осуществляется силой заговоров и обрядов. К материальным оберегам Немиро М. относит «воду, особенно освященную…, соль освященную, мак, освященный на Маккавея, земля… Было счастьем найти подкову…Человек сам для себя есть оберег…»[183].
Видим яркую связь оберегов с таким примитивным проявлением религиозности как фетишизм. Но если некий момент «фетишизма» в Православии носит характер не основной, а, так скажем, подчиненный (например, благоговейное отношение к святне: святой воде, свечке и т. д.), как тому, что освятил для нас Господь - это совершенно допустимо. Но когда предмет или явление само по себе есть ценность и несет в себе какую-то освящающую силу, то это уже серьезная патология в духовном мире человека или общества.
В этом контексте можно упомянуть о практике ношения так называемых «православных» оберегов и амулетов. На полках приходских и монастырских иконных лавок с особым успехом продаются пояса с 90-м псалмом и молитвой «Да воскреснет Бог», кольца, с теми же молитвами. И действительно, зачем понуждать себя к молитве, если можно просто носить на поясе и пальцах поясок да кольцо с той же молитвой? Всякого рода ладанки, вода, песок со Святой Земли, все это автоматически охраняет нас. Опять же: зачем Бог? Как справедливо замечает профессор Андрей Кураев: «И причастию найдены заменители. Вот как эта суррогатная обрядность выглядит по книге А. Ильинской: «Старец Феодосий привез чудесную воду из Иерусалима и благословлял ее пить духовным чадам. «Это вода с Животворящего Креста, на котором Сам Спаситель был распят, - приговаривал он, - кто эту водичку пьет, в ад не годится»»[184].
В. Даль дает такое определение оберега: «Оберег или обережь нареч. близ берега, берегом, землей или водой, но более по воде. Держись оберег, держи обережь, правь судном ближе к берегу. Обереги мн. прибережный лед... Оберег, сев. заговоры, зачурания, слова и обряд от порчи, уроки; наговор, нашепты, для разрушения или недопущения вредных чар; талисман, ладанка, привеска от сглазу, от огня, воды, змеи, падежа, порчи свадеб, болезней и пр. Оберегатель м. -ница ж. оберещик, -щица, охранитель, защитник, страж; знахарь, знахарка»[185].
Многое в суевериях, и вообще стремление наших русских (имеются в виду, в основном, каноническая территория Московского Патриархатата) людей «сочинять» таковые, заключено в элементарной, в чем-то даже повышенной, склонности к мифотворчеству. К мифу в его классическом значении. А значение мифа для людей заключается в том, чтобы дать наиболее адекватное, приспособленное к жизни, объяснение непонятным, таинственным явлениям и вещам. Вот и некоторые православные прихожане, плохо осведомленные с Церковной жизнью и дают такие мифические объяснения многим церковным священнодействиям и обрядам.
А вот отношение наших прихожан к Святым. Здесь видим явное влияние язычества с его отдельным, узко специфическим подходом к каждому божеству. У древних римлян, например, был отдельный бог, отвечающий за верхнюю дверную петлю, и бог, который отвечал за нижнюю петлю. То же перешло и в приходское сознание. В так называемых пространных молитвословах печатаются, подавая повод и без того ищущим повода прихожанам, молитвы отдельным святым по особым нуждам. К примеру, болит голова, нужно обращаться с молитвой именно к Иоанну Предтече, (причем, так и печатают: «молитвы от головной боли», «молитвы от зубной боли» и так далее), болезнь посерьезнее – к великомученику Пантелеимону[186]. Если проблема с пьянством - непременно к иконе Богородицы «Неупиваемая чаша», забывая, что не икона спасает от порока, а Христос по молитвам Своей Матери, да личный подвиг человека. Но ведь нет, людям главное молебен перед нужной иконой совершить, и должно помочь, а если не помогло, то и к народным целителям можно попробовать, а вдруг… Так и стоят, пережидают бедные прихожане, когда же кончится эта Литургия, чтобы молебен батюшка отслужил, сами того не понимая, что отказываются от самого главного, на чем основано христианство – Евхаристии. Молебен же актуален только как дополнительное моление где-нибудь после вечерни или просто в будний день. Но что может дополнить Литургию, когда Сам «Царь царствующих и Господь господствующих» проливает за нас Свою кровь, какой молебен заменить эту жертву?! Поэтому так понятен укор архимандрита Киприана (Керна), который об этом же говорит: «Поэтому таким отрицанием этой евхаристичности, т.е. самого смысла Литургии является просьба человека, присутствовавшего на Литургии и слышавшего эти слова, отслужить ему благодарственный молебен, потому что он ему понятнее, ближе и говорит ему больше, чем самая возвышенная благодарственная служба - Евхаристия. Так невыразимо грустно слышать эти просьбы ο благодарственном молебне после Литургии, т.е., иными словами, вместо Литургии, которая, следовательно, ничего не говорит душе желающего поблагодарить Бога человека. Кстати сказать, вообще, служение каких-либо треб после Литургии так противоречит духу нашего богослужения! После заупокойной Литургии, на которой совершилось поминовение усопших, и на проскомидии и на ектении, после отслуженного накануне парастаса просьба ο совершенно частной, моей собственной, моей личной панихиды, т.е. исковерканной заупокойной утрени, сведенной на 10-минутную требу, звучит опять-таки таким непониманием сущности евхаристического Жертвоприношения за упокоение душ усопших. Еще, может быть, большим литургическим противоречием является вообще служение молебна после Литургии, молебна сегодняшнему святому. Это есть отрицание всего прекрасного архитектонического плана нашего богослужения»[187]. Люди, проходя мимо храма своего прихода, едут за сотни, а то и тысячи километров, дабы посмотреть чудо мироточения, кровоточения иконы, нетленные мощи святых, не видя чуда, которое совершается за каждой Литургией[188] – Неограниченный, ограничивает Себя Святыми Хлебом и Вином, Которые становятся Его Телом и Кровью.
Особое место занимает в сознании наших прихожан принцип традиции, как некоего культурного, духовного наследия переданного нашими предками. Как указывает Бежев: «Традиция (от лат. traditio - передача), элементы социального и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению и сохраняющиеся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени. В качестве традиции выступают определенные общественные установления, нормы поведения, ценности, идеи, обычаи, обряды и т. д. Те или иные традиции действуют в любом обществе и во всех областях общественной жизни»[189]. А вот еще одно определение традиции С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой: «Традиция, -и, ж. 1. То, что перешло от одного поколения к другому, что унаследовано от предшествующих поколений (напр. идеи, взгляды, вкусы, образ действий, обычаи)… Обычай, установившийся порядок в поведении, в быту…[190]. По Брокгаузу и Ефрону «Традиция (лат. traditio - передача) - установление фактического господства над вещами со стороны их прежнего владельца в пользу нового, приобретающего их в собственность или владение…»[191], и хоть говорят они о традиции как о категории юридической, но и в нашем случае параллели можно почувствовать. Из этого видим, что традиция не имеет в себе некоего абсолютного значения, исполнение ее не догматично-обязательно, она лишь образ жизни, в котором привыкла жить определенная общность людей. Жить именно так привычно только этим людям и не значит, что думать по-другому - это грех. Этот момент представляется довольно отрадным, так как многим суеверным привычкам прихожане следуют именно по традиции: «Наши деды так делали, и мы будем так делать». То есть, в большинстве случаев в суевериях наших прихожан нет глубокой внутренней убежденности.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23
