состояние какого-то помешательства. -- "Умер ли
Пушкин? Все ли кончено?" -- Я поникла головой в
знак согласия. С ней сделались самые страшные
конвульсии; она закрыла глаза, призывала своего
мужа, говорила с ним громко; говорила, что он
жив; потом кричала: "Бедный Пушкин! Бедный
Пушкин! Это жестоко! Это ужасно! Нет, нет! Это не
может быть правдой! Я пойду посмотреть на него!"
Тогда ничто не могло ее удержать. Она побежала к
нему, бросилась на колени, то склонялась лбом к
оледеневшему лбу мужа, то к его груди, называла
его самыми нежными именами, просила у него
прощения, трясла его, чтобы получить от него
ответ. Мы опасались за ее рассудок. Ее увели
насильно. Она просила к себе Данзаса. Когда он
вошел, она со своего дивана упала на колени перед
Данзасом, целовала ему руки, просила у него
прощения, благодарила его и Даля за постоянные
заботы их об ее муже. "Простите!" -- вот что
единственно кричала эта несчастная молодая
женщина.
Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ -- Е. Н. ОРЛОВОЙ, 192.
За минуту пришла к нему жена; ее не впустили.
-- Теперь она видела его умершего. Приехал
Арендт; за ней ухаживают. Она рыдает, рвется, но и
плачет. Жуковский послал за художником снять с
него маску. Жена все не верит, что он умер: все не
верит. -- Между тем тишина уже нарушена. Мы
говорим вслух, и этот шум ужасен для слуха, ибо он
говорит о смерти того, для коего мы молчали. Он
умирал тихо, тихо...
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 29 янв.
1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 55.
Наша няня не могла вспомнить без содрогания
о страшном состоянии, в которое впала мать, как
только о наступившей смерти нельзя было
сомневаться. Бесчувственную, словно окаменелую
физически, ее уложили в постель; даже в широко
открытых, неподвижных глазах всякий признак
жизни потух. "Ни дать ни взять сама покойница", --
описывала она. Она не слышала, что вокруг нее
делалось, не понимала, что ей говорили. Все
увещевания принять пищу были бесполезны,
судорожное сжимание горла не пропускало и капли
воды. Долго бились доктора и близкие, чтобы
вызвать слезы из ее застывших глаз, и только при
виде детей они, наконец, брызнули неудержимой
струей, прекратив это почти каталептическое
состояние.
А. П. АРАПОВА. Новое Время, 1908, № 11425,
ил. прил., стр. 7.
Кн. Вяземская не может забыть страданий
Натальи Николаевны в предсмертные дни ее мужа.
Конвульсии гибкой станом женщины были таковы,
что ноги ее доходили до головы. Судороги в ногах
долго продолжались у нее и после, начинаясь
обыкновенно в 11 часов вечера.
Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.
Рус. Арх., 1888, II, 305.
По смерти Пушкина у жены его несколько дней
не прекращались конвульсии, так что у нее
расшатались все зубы, кои были очень хороши и
ровны.
Ф. Г. ТОЛЬ со слов кн. Е. А. ДОЛГОРУКОВОЙ.
Декабристы на поселении, 143.
Жена Пушкина заверяла, что не имела никакой
серьезной связи с Дантесом, однако созналась,
бросившись в отчаянии на колени перед образами,
что допускала ухаживания со стороны Дантеса, --
ухаживания, которые слишком широко
допускаются салонными обычаями в отношении
всех женщин, но которых, зная подозрения своего
мужа, она должна была бы остеречься.
А. А. ЩЕРБИНИН. Из неизд. записок. П-н и его
совр-ки, XV, 42.
Несколько минут после смерти Пушкина Даль
вошел к его жене; она схватила его за руку, потом,
оторвав свою руку, начала ломать руки и в
отчаянии произнесла: "Я убила моего мужа, я
причиною его смерти; но богом свидетельствую, --
я чиста душою и сердцем!"
Н. В. КУКОЛЬНИК. Дневник. Записки М. И.
Глинки. Изд. "Академии", 1930, стр. 464.
При жене неотлучно находились княгиня
Вяземская, Е. И. Загряжская, граф и графиня
Строгановы. Граф взял на себя все распоряжения
похорон.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ, 15
февр. 1837 г. Щеголе в, 190.
Я все это время была каждый день у жены
покойного, во-первых, потому, что мне было
отрадно приносить эту дань памяти Пушкина, а
во-вторых, потому, что печальная судьба молодой
женщины в полной мере заслуживает участия.
Собственно говоря, она виновата только в
чрезмерном легкомыслии, в роковой
самоуверенности и беспечности, при которых она
не замечала той борьбы и тех мучений, какие
выносил ее муж. Она никогда не изменяла чести,
но она медленно, ежеминутно терзала
восприимчивую и пламенную душу Пушкина;
теперь, когда несчастье раскрыло ей глаза, она
вполне все это чувствует, и совесть иногда страшно
ее мучит. В сущности, она сделала только то, что
ежедневно делают многие из наших блистательных
дам, которых однако ж из-за этого принимают не
хуже прежнего; но она не так искусно умела скрыть
свое кокетство, и, что еще важнее, она не поняла,
что ее муж был иначе создан, чем слабые и
снисходительные мужья этих дам.
Кн. Е. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА. Я. Грот,
262 (фр.).
Когда все ушли, я сел перед ним и долго, один
смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не
видал ничего подобного тому, что было в нем в эту
первую минуту смерти. Голова его несколько
наклонилась; руки, в которых было за несколько
минут какое-то судорожное движение, были
спокойно протянуты, как будто упавшие для
отдыха, после тяжелого труда. Но что выражалось
на его лице, я сказать словами не умею. Оно было
для меня так ново и в то же время так знакомо! Это
было не сон и не покой. Это не было выражение
ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не
было также и выражение поэтическое. Нет!
Какая-то глубокая, удивительная мысль на нем
развивалась, что-то похожее на видение, на
какое-то полное, глубокое, удовольствованное
знание. Всматриваясь в него, мне все хотелось
спросить: что видишь, друг? и что бы он отвечал
мне, если бы мог на минуту воскреснуть? Вот
минуты в жизни нашей, которые вполне достойны
названия великих. В эту минуту, можно сказать, я
видел самое смерть, божественно тайную, смерть
без покрывала. Какую печать наложила она на
лицо его, и как удивительно высказала на нем и
свою и его тайну! Я уверяю тебя, что никогда на
лице его не видал я выражения такой глубокой,
величественной, торжественной мысли. Она,
конечно, проскакивала в нем и прежде. Но в этой
чистоте обнаружилась только тогда, когда все
земное отделилось от него с прикосновением
смерти. Таков был конец нашего Пушкина.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.
Щеголев, 189.
А. О. Россет переносил Пушкина с дивана, на
котором он умер, на стол. Вспоминая о том, он
прибавлял: "как он был легок!"
П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1899, II, 356.
Тотчас отправился я к Гальбергу. С покойника
сняли маску, по которой приготовили теперь
прекрасный бюст.
П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. Г. ТЕПЛЯКОВУ. Истор.
Вестн., 1887, № 7, стр. 21.
Спустя три четверти часа после кончины (во
все это время я не отходил от мертвого, мне
хотелось вглядеться в прекрасное лицо его), тело
вынесли в ближнюю горницу; а я, исполняя
повеление государя императора, запечатал кабинет
своею печатью.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ, 15
февр. 1837 г. Щеголев, 190.
По смерти Пушкина надо было опечатать
казенные бумаги: труп вынесли и запечатали
опустелую рабочую комнату Пушкина черным
сургучом: красного, по словам камердинера, не
нашлось.
В. И. ДАЛЬ. Щеголев, 204.
По вскрытии брюшной полости, все кишки
оказались сильно воспаленными; в одном только
месте, величиною с грош, тонкие кишки были
поражены гангреной. В этой точке, по всей
вероятности, кишки были ушиблены пулей. В
брюшной полости нашлось не менее фунта черной,
запекшейся крови, вероятно из перебитой бедреной
вены. По окружности большого таза, с правой
стороны, найдено было множество небольших
осколков кости, а наконец и нижняя часть
крестцовой кости была раздроблена. По
направлению пули надобно заключать, что убитый
стоял боком, в пол-оборота, и направление
выстрела было несколько сверху вниз. Пуля
пробила общие покровы живота, в двух дюймах от
верхней, передней оконечности чресельной или
подвздошной кости правой стороны, потом шла,
скользя по окружности большого таза, сверху вниз
и, встретив сопротивление в крестцовой кости,
раздробила ее и засела где-нибудь поблизости.
В. И. ДАЛЬ. Вскрытие тела А. С. Пушкина.
Щеголев, 204.
(29-го) отслужили мы первую панихиду по
Пушкине в 8 час. вечера. Жена рвалась в своей
комнате; она иногда в тихой, безмолвной, иногда в
каком-то исступлении горести.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ. П-н и
его совр-ки, VI, 57.
Жандармы донесли, а может быть и не
жандармы, что Пушкина положили не в
камер-юнкерском мундире, а во фраке: это было по
желанию вдовы, которая знала, что он не любил
мундира; между тем государь сказал: "верно это
Тургенев или князь Вяземский присоветовали".
А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 28 февр.
1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 91.
Смерть обнаружила в характере Пушкина все,
что было в нем доброго и прекрасного. Она
надлежащим образом осветила всю его жизнь. Все,
что было в ней беспорядочного, бурного,
болезненного, особенно в первые годы его
молодости, было данью человеческой слабости,
обстоятельствам, людям, обществу. Пушкин был не
понят при жизни не только равнодушными к нему
людьми, но и его друзьями. Признаюсь и прошу в
том прощения у его памяти, я не считал его до
такой степени способным ко всему. Сколько было
в этой исстрадавшейся душе великодушия, силы,
глубокого, скрытого самоотвержения! Его чувства
к жене отличались нежностью поистине самого
возвышенного характера. Ни одного горького
слова, ни одной резкой жалобы, никакого едкого
напоминания о случившемся не произнес он,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
