всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин!
наш поэт! наша радость, наша народная слава!..
Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К
этой мысли нельзя привыкнуть! 29-го января 2 ч.
45м. по полудни.
Эти немногие строки вызвали весьма
характерный эпизод.
А. А. Краевский, на другой же день по выходе
номера газеты, был приглашен для объяснений к
попечителю С.-Петербургского учебного округа
князю М. А. Дундукову-Корсакову, который был
председателем цензурного комитета. Необходимо
заметить, что Краевский состоял тогда на службе в
министерстве народного просвещения, именно
помощником редактора журнала министерства и
членом археограф. комиссии, будучи, таким
образом, вдвойне зависимым от министерства.
-- Я должен вам передать, -- сказал попечитель
Краевскому, -- что министр (Сергей Семенович
Уваров) крайне, крайне недоволен вами! К чему эта
публикация о Пушкине? Что это за черная рамка
вокруг известия о кончине человека не чиновного,
не занимавшего никакого положения на
государственной службе? Ну, да это еще куда бы ни
шло! Но что за выражения! "Солнце поэзии!!"
Помилуйте, за что такая честь? "Пушкин
скончался... в средине своего великого поприща!"
Какое это такое поприще? Сергей Семенович
именно заметил: разве Пушкин был полководец,
военачальник, министр, государственный муж?!
Наконец, он умер без малого сорока лет! Писать
стишки не значит еще, как выразился Сергей
Семенович, проходить великое поприще! Министр
поручил мне сделать вам, Андрей Александрович,
строгое замечание и напомнить, что вам, как
чиновнику министерства народного просвещения,
особенно следовало бы воздержаться от таковых
публикаций.
(П. А. ЕФРЕМОВ). Рус. Стар., т. 28, 1880, 536.
(Сообщ. част. обр.). По случаю кончины А. С.
Пушкина, без всякого сомнения, будут помещены в
московских повременных изданиях статьи о нем.
Желательно, чтобы при этом случае как с той, так и
с другой стороны соблюдаема была надлежащая
умеренность и тон приличия. Я прошу ваше
сиятельство обратить внимание на это и приказать
цензорам не дозволять печатания ни одной из
вышеозначенных статей без вашего
предварительного одобрения,
С. С. УВАРОВ (мин. нар. просв.) -- гр. С. Г.
СТРОГАНОВУ (попечителю Московского округа),
1 февр. 1837 г. Щукинский Сборник, I, 298.
Смирдин сказывал, что со дня кончины его
продал он уже на 40 тыс. его сочинений. Толпа с
утра до вечера у гроба.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв.
1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 61.
Студенты желали в мундирах быть на
отпевании; их не допустят, вероятно. Также и
многие департаменты, напр., духовных дел
иностранных исповеданий. Одна так называемая
знать наша или высшая аристократия не отдала
последней почести гению русскому; почти никто
из высших чинов двора, из генерал-адъютантов и
пр. не пришел ко гробу Пушкина... Жена в ужасном
положении; но иногда плачет. С каким нежным
попечением он о ней в последние два дня
заботился, скрывая от нес свои страдания.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 1 февр.
1837 г. П-н и его совр-ки, VI, 66.
Вынос тела почившего в церковь должен был
состояться вчера днем, но чтобы избежать
манифестации при выражении чувств,
обнаружившихся уже в то время, как тело было
выставлено в доме покойного, -- чувств, которые
подавить было бы невозможно, а поощрять их не
хотели, -- погребальная церемония была совершена
в час пополуночи. По этой же причине
участвующие были приглашены в церковь при
Адмиралтействе, а отпевание происходило в
Конюшенной церкви.
Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону
ВЕРСТОЛКУ, 14 февр, 1837 г. Щеголев. 299.
Вчера (30-го) народ так толпился, -- исключая
аристократов, коих не было ни у гроба, ни во время
страдания, -- что полиция не хотела, чтобы
отпевали в Исакиевском соборе, а приказала
вынести тело в полночь в Конюшенную церковь,
что мы немногие и сделали, других не впускали.
Публика ожесточена против Геккерна, и опасаются,
что выбьют у него окна.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- Н. И. ТУРГЕНЕВУ, 31 янв.
1837 года. П-н и его совр-ки, VI, 62.
Назначенную для отпевания церковь
переменили, тело перенесли в нее ночью, с
какою-то тайною, всех поразившею, без факелов,
почти без проводников; и в минуту выноса, на
которую собралось не более десяти ближайших
друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу,
где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так
сказать, под стражей проводили тело до церкви.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ,
Щеголев, 255.
В день, предшествовавший ночи, в которую
назначен был вынос тела, в доме, где собралось
человек десять друзей и близких Пушкина, чтобы
отдать ему последний долг, в маленькой гостиной,
где мы все находились, очутился целый корпус
жандармов. Без преувеличения можно сказать, что
у гроба собрались в большом количестве не друзья,
а жандармы. Не говорю о солдатских пикетах,
расставленных по улице, но против кого была эта
военная сила, наполнившая собою дом покойника
в те минуты, когда человек двенадцать друзей его и
ближайших знакомых собрались туда, чтобы
воздать ему последний долг? Против кого эти
переодетые, но всеми узнаваемые шпионы? Они
были там, чтобы не упускать нас из виду,
подслушивать наши сетования, наши слова, быть
свидетелями наших слез, нашего молчания.
Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- вел. кн. МИХАИЛУ
ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г. Щеголев, 265.
На вынос тела из дому в церковь Наталья
Николаевна Пушкина не явилась, от истомления и
от того, что не хотела показываться жандармам.
Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.
Рус. Арх.. 1888, II, 305.
31 янв. На вынос в 12, т.е. полночь, явились
жандармы, полиция, шпионы, -- -всего 10 штук, а
нас едва ли столько было! Публику уже не пускали.
В первом часу мы вывезли гроб в церковь
Конюшенную, пропели заупокой, и я возвратился
тихо домой.
А. И. ТУРГЕНЕВ. Из дневника. Щеголев, 271.
После смерти Пушкина я находился при гробе
его почти постоянно до выноса тела в церковь, что
в здании Конюшенного ведомства. Вынос тела был
совершен ночью, в присутствии родных Н. Н.
Пушкиной, графа Г. А. Строганова и его жены,
Жуковского, Тургенева, графа Вельегорского,
Аркадия Ос. Россети, офицера генерального штаба
Скалона и семейств Карамзиной и князя
Вяземского. Вне этого списка пробрался по льду в
квартиру Пушкина отставной офицер путей
сообщения Веревкин, имевший, по объяснению А.
О. Россети, какие-то отношения к покойному.
Никто из посторонних не допускался. На просьбы
А. Н. Муравьева и старой приятельницы
покойника, графини Бобринской (жены графа
Павла Бобринского), переданные мною графу
Строганову, мне поручено было сообщить им, что
никаких исключений не допускается. Начальник
штаба корпуса жандармов Дубельт, в
сопровождении около двадцати штаб- и
обер-офицеров, присутствовал при выносе. По
соседним дворам были расставлены пикеты.
Развернутые вооруженные силы вовсе не
соответствовали малочисленным и крайне
смирным друзьям Пушкина, собравшимся на вынос
тела. Но дело в том, что назначенный день и место
выноса были изменены; список лиц, допущенных к
присутствованию в печальной процессии, был
крайне ограничен, и самые энергические и вполне
осязательные меры были приняты для
недопущения лиц неприглашенных.
Кн. П. П. ВЯЗЕМСКИЙ. "Пушкин", сборник
Бартенева, II, 69.
Наталья Николаевна Пушкина, с душевным
прискорбием извещая о кончине супруга ее, Двора
Е. И. В. Камер-Юнкера Александра Сергеевича
Пушкина, последовавшей в 29 день сего января,
покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела в
Исакиевский собор, состоящий в Адмиралтействе,
1-го числа февраля в 11 часов до полудня.
ПРИГЛАШЕНИЕ НА ОТПЕВАНИЕ ПУШКИНА.
Пушкин, изд. Брокгауза -- Ефрона, т, VI, стр. 317.
Нынешний Исакиевский собор тогда еще
строился<1, а Исакиевским собором называлась
церковь в здании Адмиралтейства, к которой
Пушкин был прихожанином, живя на Мойке.
П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1879, 1, 395.
<1Отстроен и освящен в 1858 году.
Билеты приглашенным были разосланы без
всякого выбора; Пушкин был знаком целому
Петербургу; дипломатический корпус приглашен
был потому, что Пушкин был знаком со всеми его
членами; для назначения же тех, кому посылать
билеты, сделали просто выписку из реестра,
который взят был у графа Воронцова.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ.
Щеголев, 254.
Утром многие приглашенные на отпевание и
желавшие отдать последний долг Пушкину
являлись в Адмиралтейство, с удивлением
находили двери запертыми и не могли найти
никого для объяснения такого обстоятельства. В
это время происходило отпевание в Конюшенной
церкви, куда приезжавших пускали по билетам.
М. Н. ЛОНГИНОВ. Современная Летопись,
1863, № 18, стр. 13.
Живы еще лица, помнящие, как С. С. Уваров
явился бледный и сам не свой в Конюшенную
церковь на отпевание Пушкина и как от него
сторонились.
П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1888, II, 297.
Я стояла близ гроба, в группе дам, между
которыми находилась Ел. Мих. Хитрово. Заливаясь
слезами, выражая свое сожаление о кончине
Пушкина, она шепнула мне сквозь слезы, кивнув
головою на стоявших у гроба официантов, во
фраках, с пучками разноцветных лент на плечах:
-- Посмотрите, пожалуйста, на этих людей:
какая бесчувственность! Хоть бы слезинку
проронили! -- Потом она тронула одного из них за
локоть. -- Что же ты, милый, не плачешь? Разве
тебе не жаль твоего барина? Официант обернулся и
отвечал невозмутимо: -- Никак нет-с... Мы, значит,
от гробовщика, по наряду!
А. М. КАРАТЫГИНА-КОЛОСОВА.
Воспоминания. Рус. Стар., 1880, т. 28, стр. 572.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
