Между прочими подробностями о смерти и
отпевании Пушкина, А. И. Тургенев сообщил
(тригорским соседкам Пушкина), что уважение к
памяти поэта в громадных толпах народа, бывших
на его отпевании в Конюшенной церкви, было до
того велико, что все полы сюртука Пушкина были
разорваны в лоскутки, и он оказался лежащим чуть
не в куртке; бакенбарды его и волосы на голове
были тщательно обрезаны его поклонницами.
М. И. СЕМЕВСКИЙ. К биографии Пушкина.
Рус. Вестн., 1869, ноябрь, 92.
Отпевание тела его происходило в церкви
Спаса в Конюшенной 1-го февраля в 11 часов утра...
Перед церквью, для отдания последнего долга
любимому писателю, стеклись во множестве люди
всякого звания. Трогательно было видеть вынос
гроба из церкви: И. А Крылов, В. А. Жуковский, кн.
П. А. Вяземский и другие литераторы и друзья
покойного несли гроб.
М. А. КОРКУНОВ., Письмо к издателю Моск.
Ведом. СПб., 4 февр. 1837 г. П-н и его совр-ки, VIII,
83.
Прах Пушкина принял последнее целование
родных и друзей. В. А. Жуковский обнял
бездыханное тело его и долго держал его безмолвно
на груди своей.
П. В. АННЕНКОВ. Материалы, 422.
Современники-свидетели передавали нам, что
во время отпевания обширная площадь перед
церковью представляла собою сплошной ковер из
человеческих голов, и что когда тело совсем
выносили из церкви, то шествие на минуту
запнулось; на пути лежал кто-то большого роста, в
рыданиях. Его попросили встать и посторониться.
Это был кн. П. А. Вяземский.
П. И.БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1879, I, 397.
Похороны г. Пушкина отличались особенною
пышностью, и в то же время были необычайно
трогательны. Присутствовали главы всех
иностранных миссий, за исключением графа
Дерама (английского посла) и кн. Суццо
(греческого посла) -- по болезни , барона
Геккерена, который не был приглашен, и г.
Либермана (прусского посла), отклонившего
приглашение вследствие того, что ему сказали, что
названный писатель подозревался в либерализме в
юности, бывшей, действительно, весьма бурною,
как молодость многих гениев, подобных ему.
Бар. К. А. ЛЮТЦЕРОДЕ (саксонский
посланник) в донесении саксонскому
правительству 8 февраля 1837 г. Щеголев. 375.
Долг чести повелевает мне не скрыть от вас
того, что общественное мнение высказалось при
кончине г. Пушкина с большей силой, чем
предполагали . Но необходимо выяснить, что это
мнение принадлежит не высшему классу, который
понимал, что в таких роковых событиях мой сын
по справедливости не заслуживает ни малейшего
упрека. Чувства, о которых я говорю, принадлежат
лицам из третьего сословия, если так можно
назвать в России класс, промежуточный между
настоящей аристократией и высшими
должностными лицами, с одной стороны, и
народной массой, совершенно чуждой событию, о
котором она и судить не может, -- с другой.
Сословие это состоит из литераторов, артистов,
чиновников низшего разряда, национальных
коммерсантов высшего полета и т. д.
Барон ГЕККЕРЕН-СТАРШИЙ -- барону
ВЕРСТОЛКУ, 14. февр. 1837 г. Щеголев, 299.
Февраль 1. Похороны Пушкина. Это были,
действительно, народные похороны. Все, что
сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, --
все стекалось к церкви, где отпевали поэта. Это
происходило в Конюшенной. Площадь была усеяна
экипажами и публикою, но среди последней -- ни
одного тулупа или зипуна. Церковь была
наполнена знатью. Весь дипломатический корпус
присутствовал. Впускали в церковь только тех,
которые были в мундирах или с билетом. На всех
лицах лежала печаль -- по крайней мере наружная.
Я прощался с Пушкиным: "И был странен тихий
мир его чела". Впрочем, лицо уже значительно
изменилось: его успело коснуться разрушение. Мы
вышли из церкви с Кукольником.
-- Утешительно по крайней мере, что мы
все-таки подвинулись вперед, -- сказал он,
указывая на толпу, пришедшую поклониться праху
одного из лучших своих сынов.
Народ обманули: сказали, что Пушкина будут
отпевать в Исакиевском соборе -- так было
означено и на билетах, а между тем, тело было из
квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в
Конюшенной церкви. В университете получено
строгое предписание, чтобы профессора не
отлучались от своих кафедр и студенты
присутствовали бы на лекциях. Я не удержался и
выразил попечителю свое прискорбие по этому
поводу. Русские не могут оплакивать своего
согражданина, сделавшего им честь своим
существованием! Иностранцы приходили
поклониться поэту в гробу, а профессорам
университета и русскому юношеству это
воспрещено. Они тайком, как воры, должны были
прокрадываться к нему.
А. В. НИКИТЕНКО. Записки и дневник, I, 284.
Граф Фикельмон явился на похороны в звездах;
были Барант и другие. Но из наших ни Орлов, ни
Киселев не показались. Знать стала навещать
умиравшего поэта, только прослышав об
участливом внимании царя.
А. О. РОССЕТ по записи БАРТЕНЕВА. Рус. Арх.,
1882, I, 248.
В университете положительно не обнаружилось
тогда ни малейшего волнения, и если бы Уваров не
дал накануне знать, что он посетит аудитории в
самый день похорон, то едва ли пошло бы много
студентов на Конюшенную площадь. Граф Уваров
нашел в Университете одних казенных студентов.
Вообще же впечатление кончины Пушкина на
студентов было незначительное.
Кн. ПАВЕЛ ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 560.
Многие студенты сговорились вместе итти на
похороны Пушкина, но не знали, откуда будут
похороны, -- все полагали, что из Адмиралтейской
церкви. Оказалось, отпевание было в Конюшенной
церкви. Толпами мы бросились сперва к
Адмиралтейской, а потом к Конюшенной площади,
но здесь трудно было протолкаться через полицию,
и только некоторые счастливцы получили доступ в
церковь. Я оставался с другими на площади. На
вопрос проходящего, кого хоронят, жандарм ничего
не ответил, будочник -- что не может знать, а
квартальный надзиратель, -- что камер-юнкера
Пушкина. Долго ждали мы окончания церковной
службы; наконец, на паперти стали появляться
лица в полной мундирной форме; военных было
немного, но большое число придворных (вероятно,
по случаю того же камер-юнкерства) ; в черных
фраках были только лакеи, следовавшие перед
гробом, красным с золотом позументом; регалий и
воспоминаний из жизни поэта никаких. Гроб
вынесен был на улицу посреди пестрой толпы
мундиров и салопов, что мало соответствовало
тому чувству, которое в этот момент наполняло
наши юношеские души. Притом все это мелькнуло
перед нами только на один миг. С улицы гроб
тотчас же вынесен был в расположенные рядом с
церковью ворота в Конюшенный двор, где
находился заупокойный подвал, для принятия тела
до его отправления в Псковскую губернию. Живо
помню, как взоры наши следили в глубину ворот за
гробом, пока он не исчез, -- вот все, чем
ознаменовалось участие молодежи в погребении
русской гражданской славы!
М.-Н. Воспоминания из дальних лет. Рус. Стар.,
1881, т. 31, май, стр. 160.
Пушкин соединял в себе два единых существа:
он был великий поэт и великий либерал,
ненавистник всякой власти. Осыпанный
благодеяниями государя, он однако же до самого
конца жизни не изменился в своих правилах, а
только в последние годы стал осторожнее в
изъявлении оных. Сообразно сим двум свойствам
Пушкина, образовался и круг его приверженцев. Он
состоял из литераторов и из всех либералов нашего
общества. И те, и другие приняли живейшее, самое
пламенное участие в смерти Пушкина; собрание
посетителей при теле было необыкновенное;
отпевание намеревались делать торжественное,
многие располагали следовать за гробом до самого
места погребения в Псковской губернии; наконец,
дошли слухи, что будто в самом Пскове
предполагалось выпрячь лошадей и везти гроб
людьми, приготовив к этому жителей Пскова. --
Мудрено было решить, не относились ли все эти
почести более к Пушкину-либералу, нежели к
Пушкину-поэту. -- В сем недоумении и имея в виду
отзывы многих благомыслящих людей, что
подобное как бы народное изъявление скорби о
смерти Пушкина представляет некоторым образом
неприличную картину торжества либералов, --
высшее наблюдение признало своею обязанностью
мерами негласными устранить все почести, что и
было исполнено.
ОТЧЕТ О ДЕЙСТВИЯХ КОРПУСА
ЖАНДАРМОВ ЗА 1837 ГОД. А. С. Поляков. О
смерти Пушкина, 46.
Смерть Пушкина представляется здесь, как
несравнимая потеря страны, как общественное
бедствие. Национальное самолюбие возбуждено
тем сильнее, что враг, переживший поэта, --
иноземного происхождения. Громко кричат о том,
что было бы невыносимо, чтобы французы могли
безнаказанно убить человека, с которым исчезла
одна из самых светлых национальных слав. Эти
чувства проявились уже во время похоронных
церемоний по греческому ритуалу, которые имели
место сначала в квартире покойного, а потом на
торжественном богослужении, которое было
совершено с величайшею торжественностью в
придворной Конюшенной церкви, на котором
почли долгом присутствовать многие члены
дипломатического корпуса. Думаю, что со времени
смерти Пушкина и до перенесения его праха в
церковь в его доме перебывало до 50.000 лиц всех
состояний, многие корпорации просили о
разрешении нести останки умершего. Шел даже
вопрос о том, чтобы отпрячь лошадей траурной
колесницы и предоставить несение тела народу;
наконец, демонстрации и овации, вызванные
смертью человека, который был известен за
величайшего атеиста, достигли такой степени, что
власть, опасаясь нарушения общественного
порядка, приказала внезапно переменить место, где
должны были состояться торжественные
похороны, и перенести тело в церковь ночью.
ЛИБЕРМАН, прусский посланник при русском
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
