нельзя не видеть, что первое (второе?) находится
слишком близко к Коломягской дороге и поэтому
едва ли могло быть избрано для поединка, тогда
как место, указанное Мякишевым, совершенно
было в стороне и закрыто от дороги гумном и
сараем, и при этом имело то преимущество, что на
самой Комендантской даче никто зимою, кроме
дворника, не жил. Справедливость слов Мякишева
подтверждается еще и показаниями Максима
Фомина, который во время дуэли был у дворника
Комендантской дачи Матвея Фомина, ныне уже
умершего, и рассказывает, что видел, как господа
выходили из указанной местности и вели под руки
раненого.
В. Я. РЕЙНГАРД. Где настоящее место дуэли
Пушкина? Нива, 1880, № 26, стр. 514. (В этом же
номере -- рисунок Рейнгарда, изображающий место
дуэли.)
У комендантской дачи нашли карету,
присланную на всякий случай бароном
Геккереном, отцом. Дантес и д`Аршиак
предложили Данзасу отвезти в ней в город раненого
поэта. Данзас принял это предложение, но
отказался от другого, сделанного ему в то же время
Дантесом, предложения скрыть участие его в дуэли.
Не сказав, что карета была барона Геккерена,
Данзас посадил в нее Пушкина и, сев с ним рядом,
поехал в город. Во время дороги Пушкин держался
довольно твердо; но чувствуя по временам
сильную боль, он начал подозревать опасность
своей раны.
Пушкин вспомнил про дуэль общего знакомого
их офицера Московского полка Щербачева,
стрелявшегося с Дороховым, на которой Щербачев
был смертельно ранен в живот, и, жалуясь на боль,
сказал Данзасу: "я боюсь, не ранен ли я так, как
Щербачев". Он напомнил также Данзасу и о своей
прежней дуэли в Кишиневе с Зубовым. Во время
дороги Пушкин в особенности беспокоился о том,
чтобы по приезде домой не испугать жены, и давал
наставления Данзасу, как поступить, чтобы этого
не случилось.
А. АММОСОВ, 26.
Карета медленно подвигалась на Мойку, к
Певчевскому мосту. Раненый чувствовал жгучую
боль в левом боку, говорил прерывистыми
фразами и, мучимый тошнотою, старался
преодолеть страдания, возвещавшие близкую,
неизбежную смерть. Несколько раз принуждены
были останавливаться, потому что обмороки
следовали довольно часто один за другим, и
сотрясение пути ослабляло силы больного.
П. В. АННЕНКОВ. Материалы. 420.
Дядя Лев (Пушкин) привел моей матери (О. С.
Павлищевой) следующее, слышанное им на
Кавказе, обстоятельство, достоверность которого
требует, однако, подтверждения: будто бы Геккерен
старший в день поединка поехал к Комендантской
даче в наемной карете, а не в своей, опасаясь быть
узнанным публикой. Затем, приказав кучеру
остановиться не на особенно далеком расстоянии
от места поединка, выслал якобы на
рекогносцировку своего камердинера и, получив
донесение последнего о страшном результате,
отослал экипаж с этим лицом для одного из
раненых соперников; сам же, будто бы, нанял
проезжавшего извозчика, на котором и ускакал
путями окольными, не желая подвергаться
любопытным взглядам.
Л. Н. ПАВЛИЩЕВ. Кончина Пушкина. СПб.,
1899, стр. 26.
Кн. Вяземский, с одним знакомым своим
Ленским, гуляя по Невскому, встречают старика
Геккерна в извозщичьих санях. Их удивило, что
посланник едет в таком экипаже. Заметя их, он
вышел из саней и сказал им, что гулял далеко, но
вспомнил, что ему надо написать письма, и, чтобы
скорее поспеть домой, взял извозчика. После они
узнали, что он ехал с Черной Речки, где ждал, чем
кончится поединок. Пушкина, как более тяжело
раненного, повезли домой в карете Геккерена.
Кн. В. Ф. ВЯЗЕМСКАЯ по записи БАРТЕНЕВА.
Рус. Арх.. 1888, II, 305.
Дети Пушкина в четыре часа пополудни были у
кн. Мещерской (дочери Карамзина), и мать за ними
сама заезжала.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ. П-н и
его совр-ки, VI, 48.
Все мы, его знакомые, узнали об общем
несчастии нашем, лишь тогда, когда уже удар
совершился. Предварительно никому ничего не
было известно. Он мне за несколько недель
рассказывал только, что к молодому Геккерену он
посылал такие записочки, которые бы могли
другого заставить драться, но что он отмалчивался.
После этого и свадьба совершилась. Узнав об этом,
я предал совершенному забвению все прежнее. В ту
самую минуту, когда из кареты внесли его
раненного, я заехал к нему с тем (это было вечером,
в 8-м часу), чтобы взять его к себе, что и прежде по
средам иногда я делал.
П. А. ПЛЕТНЕВ - В. Г. ТЕПЛЯКОВУ, 29 мая
1837 г. Истор. Вестн., 1887, т. 29, стр. 21.
Пушкин жил на Мойке в нижнем этаже дома
Волконского. У подъезда Пушкин просил Данзаса
выйти вперед, послать людей вынести его из
кареты и, если жена его дома, то предупредить ее и
сказать, что рана не опасна.
В передней люди сказали Данзасу, что Натальи
Николаевны не было дома, но когда Данзас сказал
им, в чем дело, и послал их вынести раненого
Пушкина из кареты, они объявили, что госпожа их
дома. Данзас через столовую, в которой накрыт уже
был стол, и гостиную пошел прямо без доклада в
кабинет жены Пушкина. Она сидела со своей
старшей незамужней сестрой Александрой
Николаевной Гончаровой. Внезапное появление
Данзаса очень удивило Наталью Николаевну, она
взглянула на него с выражением испуга, как бы
догадываясь о случившемся.
Данзас сказал ей, сколько мог покойнее, что
муж ее стрелялся с Дантесом, что хотя ранен, но
очень легко. Она бросилась в переднюю, куда в то
время люди вносили Пушкина на руках.
Увидя жену, Пушкин начал ее успокаивать,
говоря, что рана его вовсе не опасна, и попросил
уйти, прибавив, что как только его уложат в
постель, он сейчас же позовет ее. Она, видимо,
была поражена и удалилась как-то бессознательно.
А. АММОСОВ со слов К. К. ДАНЗАСА, стр. 27.
Его привезли домой; жена и сестра жены,
Александрина, были уже в беспокойстве; но только
одна Александрина знала о письме его к отцу
Геккерна. Он закричал твердым и сильным
голосом, чтобы жена не входила в кабинет его, где
его положили, и ей сказали, что он ранен в ногу.
А. И. ТУРГЕНЕВ -- А. И. НЕФЕДЬЕВОЙ, 28
января 1837 г. П-н и его совр-ка, VI, 50.
Жена встретилась в передней -- дурнота --
n`entrez pas//не входи (фр.) //. Его положили на
диван. Горшок. Раздели. Белье сам велел, потом
лег. У него все был Данзас. Жена вошла, когда он
был одет и когда уже послали за Арендтом.
В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки.
Щеголев, 285.
Домой возвратились в шесть часов. Камердинер
взял его на руки и понес на лестницу. -- Грустно
тебе нести меня? -- спросил у него Пушкин. Бедная
жена встретила его в передней и упала без чувств.
Его внесли в кабинет; он сам велел подать себе
чистое белье; разделся и лег на диван,
находившийся в кабинете. Жена, пришедши в
память, хотела войти; но он громким голосом
закричал: n`entrez pas, ибо опасался показать ей
рану, чувствуя сам, что она была опасною. Жена
вошла уже тогда, когда он был совсем раздет.
В. А. ЖУКОВСКИЙ -- С. Л. ПУШКИНУ.
Шеголев, 173.
Между тем, Данзас отправился за доктором.
Сначала поехал к Арендту, потом к Соломону; не
застав дома ни того, ни другого, оставил им
записки и отправился к доктору Персону; но и тот
был в отсутствии. Оттуда, по совету жены Персона,
Данзас поехал в Воспитательный дом, где, по
словам ее, он мог найти доктора наверное.
Подъезжая к Воспитательному дому, Данзас
встретил выходившего из ворот доктора Шольца.
Выслушав Данзаса, Шольц сказал ему, что он, как
акушер, в этом случае полезным быть не может; но
что сейчас же привезет к Пушкину другого доктора.
Вернувшись назад, Данзас нашел Пушкина в его
кабинете, уже раздетого и уложенного на диване;
жена его была с ним.
А. АММОСОВ, стр. 28.
(В седьмом часу веч. 27 янв.). Прибывши к
больному с доктором Задлером, которого я дорогой
сыскал, взошли в кабинет больного, где нашли его
лежащим на диване и окруженным тремя лицами,
-- супругою, полковником Данзасом и г-м
Плетневым. Больной просил удалить и не
допустить при исследовании раны жену и прочих
домашних. Увидев меня, дал мне руку и сказал:
-- Плохо со мною!
Мы осматривали рану, и г. Задлер уехал за
нужными инструментами. Больной громко и ясно
спрашивал меня:
-- Что вы думаете о моей ране? Я чувствовал
при выстреле сильный удар в бок, и горячо
стрельнуло в поясницу, дорогою шло много крови,
-- скажите мне откровенно, как вы рану находите?
-- Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная.
-- Скажите мне, -- смертельная?
-- Считаю долгом вам это не скрывать, -- но
услышим мнение Арендта и Саломона, за
которыми послано.
-- Спасибо! Вы поступили со мною, как
честный человек, -- при сем рукою потер он лоб. --
Нужно устроить свои домашние дела.
Через несколько минут сказал:
-- Мне кажется, что много крови идет? Я
осмотрел рану, но нашлось, что мало, и наложил
новый компресс.
-- Не желаете ли вы видеть кого-нибудь из
близких приятелей?
-- Прощайте, друзья, -- сказал он, глядя на
библиотеку. -- Разве вы думаете, что я час не
проживу?
-- О, нет, не потому, но я полагал, что вам
приятнее кого-нибудь из них видеть... Г-н Плетнев
здесь.
-- Да, но я бы желал Жуковского. Дайте мне
воды, меня тошнит.
Я трогал пульс, нашел руку довольно холодною,
-- пульс малый, скорый, как при внутреннем
кровотечении; вышел за питьем и чтобы послать за
г. Жуковским; полковник Данзас взошел к
больному. Между тем приехали Задлер, Арендт,
Саломон, -- и я оставил больного, который
добродушно пожал мне руку.
Доктор ШОЛЬЦ. Щеголев, 195.
Когда Задлер осмотрел рану и наложил
компресс, Данзас, выходя с ним из кабинета,
спросил его: опасна ли рана Пушкина. -- "Пока еще
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16
