замечательных видов Москвы, Нижнего Новгорода, царственного Петербурга.
Пейзажи Италии писал и Федор Матвеев. Михаил Иванов прославил свое имя
изображением «достопримечательных мест» России, Кавказа и Крыма. Под его
началом учился один из тончайших мастеров пейзажной живописи Сильвестр
Щедрин, легенда Академии художеств тех лет, умевший передать живой трепет
воздуха, текучую влажность воды, пленительную свежесть итальянской природы,
где он работал после окончания Академии.
Воробьев не только увлекал своих учеников рассказами о мастерстве
и особенностях живописи своих учителей и предшественников, но он мог зажечь
воображение юных художников искренним восторгом перед красотой природы. Он
учил их любить и понимать природу, чувствовать ее состояние. Сам он мог
писать, кажется, все: панорамы виденных в путешествии городов, военные
парады, ночную Неву, морские баталии и пейзажи.
Склонность Айвазовского к изображению моря проявилось очень рано,
ее поддерживал и развивал старый профессор. Немало значило для Айвазовского
знакомство с картинами классических мастеров в собрании Императорского
Эрмитажа. Он копировал морские пейзажи француза Клода Лоррена, голландских
живописцев XVII столетия, славившихся своими изображениями моря, кораблей,
прибрежной жизни голландских городов. Живописцы Голландии считаются
основоположниками маринистического жанра.
Не меньшее значение, чем профессиональные уроки живописи, имели
для Айвазовского знакомства, которые начали складываться в первые же годы
его жизни в столице. В доме Воробьева Айвазовский познакомился с поэтом
Василием Жуковским, баснописцем Иваном Крыловым, с тонким ценителем
искусства, меценатом, прекрасным виолончелистом Матвеем Виельгорским,
художником Александром Орловским, Алексеем Томиловым. Умный, широко
образованный человек, Томилов был страстным коллекционером. В его
петербургском доме были собраны картины русских и европейских художников,
он владел богатейшей коллекцией офортов Рембрандта. В совсем юном
Айвазовском Томилов угадал незаурядное дарование и много способствовал его
развитию. Художник стал частым гостем в доме Томилова. По его совету
Айвазовский копировал пейзажи Сильвестра Щедрина, настойчиво постигая его
живописную манеру. Позже в Италии он будет писать свои картины в тех же
местах, где работал Щедрин.
Лето 1834 года художник провел в имении Томилова Успенское на
реке Волхов. Непривычные для южанина северные белые ночи, серебристая
прозрачность воздуха, неяркая зелень, стального цвета вода северной реки –
все это внимательно наблюдал и впитывал глаз художника, сопоставлял с
такими, казалось, далекими воспоминаниями о феодосийской жизни и природе.
Неожиданное событие едва не изменило течение жизни Айвазовского.
В начале 1835 года по приглашению Николая I в Петербург для выполнения
высочайших заказов приехал модный французский маринист Филипп Таннер.
Академический ученик Айвазовский был определен ему в помощь. Поначалу все
шло хорошо. Айвазовский внимательно постигал тайны мастерства известного
французского живописца, которые тот, в свою очередь, перенял у великого
английского мастера Уильяма Тёрнера. Способный ученик быстро усвоил приемы
парижского маэстро и, не желая быть у него подручным, но, стремясь к
собственному творчеству, написал к академической выставке картину Этюд
воздуха над морем. Показанная на выставке, она вызвала всеобщее одобрение,
любопытство, восхищение мастерством молодого академиста. Айвазовский
получил за нее от Академии художеств серебряную медаль, что чуть не стало
концом его так блестяще начавшейся художественной карьеры. Оскорбленный
независимым поведением своего помощника Таннер пожаловался на него
императору, который не терпе6л нарушений субординации и повелел все картины
Айвазовского с выставки немедленно снять. На начинающего художника
обрушился императорский гнев. Потребовалось заступничество Жуковского,
Крылова, профессоров Академии, чтобы утихомирить царскую немилость. Вскоре
и сам Таннер, прибывший в Петербург «на ловлю счастья и чинов», отвергнутый
художниками и двором, бесславно покинул Россию.
Важным этапом в развитии дарования Айвазовского стало его
плавание летом 1836 года с кораблями Балтийского флота по Финскому заливу и
Балтийскому морю. Плавание в течение двух месяцев в северных широтах
обогатило, расширило представления начинающего мариниста об изменчивой
морской стихии. Пройдет совсем немного лет, и он увидит и испытает на себе
не только ласковый шум Эгейского, Адриатического и Средиземного морей, но и
могучее дыхание Атлантики и Тихого океана. Морская стихия навсегда
завладела воображением художника, стала единственной и главной темой его
творчества. Уже в первых картинах Айвазовского учителя и зрители увидели
неординарность дарования. В самых ранних его работах Вид на взморье в
окрестностях Петербурга и Большой рейд в Кронштадте поражало мастерство, с
каким написаны вода, морская пена на гребнях волн, северное небо с несомыми
ветром белыми облаками. Хотя в картинах есть еще оглядка на старых
голландских маринистов, но в них же выражена зоркая наблюдательность,
пытливость молодого художника, внимательно постигающего особенности
северной природы.
Годы учебы были наполнены каждодневным неустанным трудом,
радостью творчества, счастьем знакомства с людьми, память о которых пройдет
через всю жизнь. Такой оказалась встреча, хоть и мимолетная, С Пушкиным.
Она произошла на академической выставке в сентябре 1836 года, за несколько
месяцев до гибели поэта. Айвазовский помнил каждую деталь разговора, каждый
вопрос поэта, обращенный к нему, выражение его лица, его смех, одежду
Наталии Николаевны. Это знакомство осенило собою всю жизнь художника, и
многое потом в своем творчестве он проверял возможной реакцией великого
поэта, соразмеряя свои впечатления, создаваемые образы природы с высокой
пушкинской поэзией, которая всегда жила в душе художника. «С тех пор и без
того любимый мною поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных
бесед и рассказов о нем», - вспоминал Айвазовский на склоне лет.
О картинах Айвазовского представленных на академической выставке
1836 года, живо и доброжелательно отозвалась художественная критика. Нестор
Кукольник, выпускавший Художественную газету, писал: «Две картины
Айвазовского, изображающие пароход, идущий в Кронштадт, и голландский
корабль в открытом море, говорят без околичности, что талант художника
поведет его далеко. Изучение натуры откроет ему другие сокровища, о которых
теперь талант только догадывается. Произведения Айвазовского теперь
поражают, кидаются в глаза. Признаемся, мы ожидаем, что они вскоре не будут
так эффективны, но глубоко западут в душу зрителя и надолго заведут
хозяйство на дне ее». Эти слова были добрым напутствием начинающему
художнику.
Нестор Кукольник не раз заинтересованно писал о картинах
Айвазовского, следил за его успехами и предостерегал от увлечения излишней
внешней эффективностью. А вскоре художник и лично познакомился со своим
первым критиком, а главное, с кругом тех людей, что собирались в оме
братьев Нестора и Платона Кукольников или у Карла Брюллова, «великого
Карла», только что вернувшегося из Италии, увенчанного славой, обожаемого
молодыми живописцами. Здесь собирались актеры, художники, певцы,
литераторы. Глинка чаровал игрой на фортепиано и пением, художник Яненко
смешил своим балагурством, Платон Кукольник играл на ск5рипке, Нестор
импровизировал стихи, пел своим могучим басом великий певец Петров,
приходил актер Каратыгин с неисчерпаемым запасом каламбуров. «Вечером мы
сходились, тут шли россказни, - читаем в записках Глинки. – Иногда ужинали,
и тогда это был праздник не от яств и вина (нам не на что было лакомиться),
но от разнообразной оживленной беседы». На одном из таких вечеров
Айвазовский исполнил на скрипке несколько мелодий, слышанных им в Крыму.
Напевы понравились Глинке. Он воспользовался ими в опере Руслан и Людмила,
над которой в то время работал. «Впоследствии два из них я употребил в
лезгинке, а третий – для анданте в сцене Ратмира в 3-м акте Руслана и
Людмилы», свидетельствовал сам композитор.
Но вот закончена Академия художеств. Как лучший выпускник 1837
года Айвазовский получил за свои успехи большую золотую медаль, дававшую
право на шесть лет уехать за границу в качестве академического пенсионера и
совершенствовать там живописное мастерство. Прежде чем отправиться в
Италию, куда обычно уезжали художники, Айвазовский на два года уехал в
Феодосию, где не был целых пять лет.
Вернувшись в родной город, он с упоением начал работать над
пейзажами, главной темой который оставалось море. Он умел бесконечно
разнообразить сюжеты своих марин: то это ночь на южном берегу, то буря у
генуэзских развалин, то вид Севастополя с военными кораблями, и, наконец,
вид Феодосии, любовно изображенной художником почти с топографической
точностью. В картине хорошо узнаваемы характерные очертания гор, башня
Константина у самого берега и дом губернатора. Воодушевленный встречей с
родными краями, Айвазовский писал в Петербург Томилову: «Сколько перемены в
моих понятиях о природе, сколько новых прелестей добился и сколько
предстоит впереди».
Серьезной школой для него стало участие под руководством генерала
Николая Раевского, сына героя 1812 года, командовавшего Кавказской
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
