которые воспринимают их по-своему и по-разному относятся к ним.
Белокаменный Троицкий собор стоит на месте трех следовательно сменявшихся
деревянных церквей —1345, 1356 и 1412 годов. Он отмечает собой тот
исторический центр, круг которого происходило все последующее формирование
монастырского ансамбля. Небольшая площадь перед ним до сих пор сохраняет те
же размеры, что и во времена скромной обители Сергия. Но за шесть столетий
непрерывного строительства вокруг этого здания появилось такое многообразие
первоклассных памятников разных времен и стилей, какое вряд ли можно
увидеть вместе где-либо еще. Так, непосредственно к Троицкому собору
примкнул небольшой одноапсидный храм — Никоновский придел (1548), недалеко
от них разместилась стройная Духовская церковь «иже под колоколы» (1476);
на восточной стороне площади высится мощный объем Успенского собора
(1559—1585), а рядом с ним видна филигранная Надкладеэная часовня (конец
XVII в.); северной стороны площади взметнулась ввысь свеча пятиярусной
колокольни (1740—1770), а всю западную сторону занимает протяженный
Казначейский корпус келий (XVII— XIX вв.). В просветах между этими зданиями
и как бы обрамляя их видны Митрополичьи покои (1778), монументальная
Трапезная на высоких арках гульбища (1686—1692) с миниатюрной восьмигранной
Михеевской церковью (1734) у ее подножия, букет золотых глав высокой
надвратной церкви (1693— 1699) над главным входом в монастырь, великолепно
убранные изразцами торжественные царские Чертоги (конец XVII в.), вычурная
ротонда Смоленской церкви на своеобразном стилобате из четырех
криволинейных лестниц-папертей (1745) и нарядные Больничные палаты с
шатровой церковью Зосимы и Савватия (1635—1638). Центр этой главной
монастырской площади отмечен памятным четырехгранным обелиском из песчаника
(1792), на гранях которого, говоря словами Н. М, Карамзина, «изображены
четыре эпохи славы его и незабвенные услуги, оказанные им России».
Троицкий собор, как главная святыня монастыря, больше и чаще других зданий
подвергался различным дополнениям и переделкам. Летописи отмечают, что царь
Василий III, возвращаясь после удачного похода на Псков, поставил «свещу
негасимую» у гроба Сергия и «того же лета побили железом верх» (1510). Иван
Грозный отметил здесь торжественным молебном взятие Казани, а затем прислал
своего мастера позолотить купол собора, сделанный его отцом. («А у дела был
царя и великого князя дьяк Федор Селинов с товарищи» (1556), который
незадолго перед тем золотил купол Успенского собора в Кремле.)
Исследования памятника показали, что он представляет собой образец того
нового типа храма, который был выработан на московской земле в годы
высокого подъема национального искусства, последовавшего за знаменательной
победой на Куликовском поле.
Торжественная архитектура Троицкого собора, строгость монументальность форм
хорошо соответствовала его назначению в качестве усыпальницы одного из
популярных поборников единения земли Русской.
Троицкий собор был расписан фресками и украшен иконами вскоре после его
сооружения. Летописи отмечают, игумен Никон «умолил» взять на себя этот
труд лучших иконописцев того времени — Андрея Рублева и Даниила Черного.
Руководство, а также непосредственное участие в исполнении росписей и икон
для иконостаса храма стало их последней крупной работой.
Иконостас Троицкого собора — уникальный памятник московской школы живописи
начала XV века. Он состоит из пяти ярусов; сорок икон его трех средних
рядов полностью сохранились от времени сооружения храма и выполнены если не
самим Андреем Рублевым, то, во всяком случае, под его непосредственным
руководством.
Исследователи троицкого иконостаса давно пришли к единодушному мнению, что
его иконы носят печать индивидуальности нескольких мастеров. На основании
изучения рисунка отдельных композиций, их колорита и психологической
трактовки действующих лиц, а также путем сравнения икон с другими
произведениями Андрея Рублева они пытаются определить степень его участия в
работе над каждой из них. И в этом смысле икона «Троица» (нижний ярус
иконостаса) служит самым верным эталоном. Иконы, которая превосходила бы ее
по совершенному искусству исполнения, в иконостасе нет, а летописи донесли
прямое свидетельство, что образ этот написан Андреем Рублевым «в похвалу
отцу своему Сергию».
Икона «Троица» покоряет каждого, кто ее видит. Восприятие ее рождает то
чувство радости, которое возникает при созерцании истинно прекрасных
творений. По христианскому вероучению, бог, будучи единым по существу,
«троичен в лицах»: бог-отец, создавший небо и землю, бог-сын — Иисус
Христос, принявший образ человеческий и сошедший на землю, чтобы принять
мученическую смерть ради спасения людей, и бог — дух святой, дающий жизнь
всему сущему на земле.
Каждый из ангелов представляет одно из лиц Троицы, одно из ее проявлений.
Их лики при едва уловимых чертах различия обладают несомненным сходством.
Эти ангелы нераздельно связаны друг с другом, они выражают какую-то единую
сущность. Изящные силуэты фигур как бы образуют невидимый круг — символ
вечности. Спокойствие поз, плавный ритм линий выливаются в безупречно-
кристальную композицию, а чистые и звучные краски рождают ощущение мира,
тишины и удивительной гармонии. Рассчитанная на длительное созерцание,
икона эта настраивает зрителя на глубокие, проникновенные размышления и
вызывает какое-то особое строение светлой радости и чистоты.
Преклонение перед рублевской иконой выражалось в постоянном украшении ее
специально изготовленными окладами и драгоценностями. Так, царь Иван
Грозный на свои средства заказал для нее золотой оклад с венцами и цатами
искусной ювелирной работы. Однако после смерти Грозного новый царь, Борис
Годунов, пожелал видеть на этой иконе украшения, исполненные по его заказу,
и распорядился повторить икону Рублева с тем, чтобы на эту, вторую, икону
перенести оклад Ивана Грозного. Именно тогда подлинная рублевская «Троица»
получила новый золотой оклад с еще более богатыми украшениями, с
гравированными драгоценными камнями. Так и находились в местном ряду
иконостаса две иконы «Троица», с пышными окладами, полностью скрывающими
живопись, соперничая богатством своего драгоценного убранства.
Есть все основания считать, что исключительные художественные достоинства
живописи иконостаса Троицкого собора были присущи также и первоначальным
фрескам собора. Наряду с глубоко оптимистической трактовкой извечных
религиозно-философских тем, чуждой всякому проявлению мрачного
средневекового фанатизма, рублевское письмо отличалось богатым колоритом
чистых и звучных цветов, изящным ритмом рисунка и
обильным насыщением светом и воздухом. Можно предположить, какой
глубокой силой художественного воздействия обладал интерьер
собора, представлявший великолепный синтез архитектуры, монументальной и
станковой живописи, в котором каждый из этих компонентов
не уступал другому по высокому совершенству исполнения.
Московская школа живописи к началу XV века достигла высокого расцвета и
оказывала значительное влияние на архитектуру. Художник, которому
предстояло расписывать храм и изготовлять для него иконостас, должен был
ясно представлять себе конструктивное построение интерьера, так же как и
строители со своей стороны не могли не считаться с требованиями живописцев.
Может быть, такое тесное сотрудничество зодчих и художников определило
многие особенности оригинальной архитектуры Троицкого собора.
Праздник Троицы, нужно полагать, впервые появляется в качестве местного
храмового праздника Троицкого Собора — как чествование «Троицы» Андрея
Рублева. Подобно тому, как служба Иерусалимского храма Воскресения, — в
мире, по самому месту своего совершения, единственная, — делается образцом
службы Воскресной, повсюдно совершаемой, и вводится затем в Устав, или
подобно тому, как празднество Воздвижения Креста Господня, первоначально
единственное, по самому предмету празднования, по единственности
Животворящего Креста, уставно распространяется, в качестве образца, так
точно местное празднование единственной иконы единственного храма, будучи
духовною сущностью всего русского народа, бесчисленными отражениями
воспроизводится в бесчисленных Троицких храмах, с бесчисленными иконами
Троицы. Так первое воплощение духовного первообраза, определившего суть
России, — первообраз Пресвятой Троицы, как культурной идеи, несмотря на
дальнейшее размножение свое, все же остается историческим, художественным и
метафизическим уником, несравнимым ни с какими своими копиями.
Прекраснейшее из зданий русской архитектуры, собор Троицкий и прекраснейшее
из изображений русской иконописи рублевская Троица, как и прекраснейшее из
музыкальных воплощений, несущее великие возможности музыки будущего, служба
вообще и Троицына дня в частности, значительны вовсе не только как красивое
творчество, но своей глубочайшей художественной правдивостью, то есть
полным тождеством, покрывающих друг друга, первообраза русского духа и
творческого его воплощения.
К востоку от Троицкого собора расположен еще один памятник XV столетия –
церковь во имя Сошествия святого Духа на апостолов (Духовская).
Духовская церковь и Троицкий собор могут служить примером гармоничного
построения двух разных по решению храмов, но рассчитанных на одновременное
восприятие. Если суровая мощь Троицкого собора вызывает в памяти образ
русского былинного богатыря, то легкая и изящная Духовская церковь
напоминает русскую девицу-красу, со стройным станом, в традиционном наряде
и с венком вокруг головы. Опытные строители Духовской церкви учитывали
соседство Троицкого собора и сознательно использовали силу контраста для
наибольшей выразительности обоих сооружений.
Пленительная красота и сила художественного воздействия этих древнейших
памятников Троице-Сергиева монастыря таковы, что и теперь, спустя века
после сооружения многих других зданий, в том числе монументального
Успенского собора и пятиярусной колокольни, они продолжают сохранять за
собой значение главных компонентов этого выдающегося ансамбля. И теперь,
когда раздается звон колоколов Духовской церкви, кажется, будто не только
она сама, но и все сооружения вокруг нее словно преображаются. Могучая,
широко плывущая мелодия колоколов ее звонницы заполняет все пространство
монастыря, сливаясь воедино с его дивной архитектурой.
Если Троицкий собор является типичным памятником начала XV века, то в
Духовской церкви нашли яркое выражение характерные черты архитектуры конца
столетия. Москва того времени впитывала все ценное, чего достигли различные
строительные школы Пскова, Новгорода, Владимира и других областей и
городов, способствуя тем самым процессу формирования единого
общенационального зодчества. На примере Духовской церкви можно видеть, как
псковские мастера, работая на московской земле, не повторили свои
традиционные каноны, а соорудили храм весьма близкий к московскому типу,
хотя и наделенный псковскими чертами.
Величественный Успенский собор (1559—1585) представляет в ансамбле
монастыря зодчество XVI столетия. Он повторяет формы Успенского собора
Московского Кремля. Если в свое время Аристотелю Фиораванти предписывалось
«снимать меру» с Успенского собора во Владимире и строить храм в Кремле на
полторы сажени больше него в длину, ширину и высоту, то монастырские зодчие
в свою очередь так же увеличили размеры своего сооружения, но теперь уже
против московского образца. Надо полагать, что этот факт всячески
подчеркивался монахами, и не иначе как с их слов Павел Алеппский записал,
что монастырский храм «выше, больше и длиннее собора столицы».
У северо-западного угла Успенского собора расположена низкая и скромная,
ничем не примечательная каменная палатка с шатровой кровлей (1780) — это
гробница царя Бориса Годунова и его семьи. Умерший в 1605 году Борис
Годунов был похоронен в Архангельском соборе Кремля, служившем усыпальницей
царей. Но Лжедмитрий I, вскоре захвативший Москву, не признавая Бориса
законным царем, приказал убрать его гроб из собора. Останки Годунова вместе
с убитыми тогда же его женой и сыном были погребены в скромном
Варсонофьевском монастыре в Москве, а через год по приказанию Василия
Шуйского с должными почестями перенесены в Троицкий монастырь и захоронены
в существовавшей тогда паперти Успенского собора. Позднее здесь же была
похоронена и дочь Годунова, Ксения; умирая в далеком Суздальском монастыре,
она завещала положить себя рядом с родителями (1622). Когда паперть собора
разобрали, гробница оказалась снаружи, и над ней была поставлена
существующая ныне усыпальница.
Пожалуй, самым значительным памятником XVIII века, существенно
обогатившим не только ансамбль Троицкого монастыря, но и всю русскую
архитектуру, является знаменитая лаврская колокольня (1740—1770). История
ее строительства служит наглядным примером того бережного внимания, с
которым подходили русские архитекторы к возведению новых зданий в условиях
уже сложившегося ансамбля.
После сооружения огромных по масштабам Трапезной и Чертогов
монастырские власти стали усиленно хлопотать о разрешении построить новую,
высокую колокольню, способную объединить весь разросшийся ансамбль
монастырских зданий. Их желание было удовлетворено: из Петербурга
последовало распоряжение, чтобы со старой колокольни у Духовской церкви
«колокола собрать и оную разобрать», а с монастыря снять план и прислать
его ко двору, после чего «о строении новой колокольни определение учинится»
(1738) .
Колокольня Троице-Сергиевой лавры — один из высокопоэтичных
памятников национального зодчества, в котором вековое представление
русского человека о красоте нашло такое же яркое и полное отражение, как и
в народных песнях и сказаниях, только не словом, а средствами архитектуры,
В настоящее время трудно представить панораму Троице-Сергиева монастыря без
его великолепной колокольни — в ней, словно в фокусе, сошлись все основные
архитектурные линии, намечаемые многими поколениями зодчих в разные времена
и эпохи. Строя колокольню по канонам классического ордера, отличного от
свободной живописной узорчатости русской архитектуры XVII века, талантливые
архитекторы в новых архитектурных формах успешно продолжили национальные
традиции высотных сооружений Древней Руси.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25
