литературный сборник «Пятигорье – Лермонтову» с подзаголовком: «Первое
чествование за время после революции». В предисловии к сборнику редактор
объяснял: «...раньше нам, людям нового общества, некогда было чествовать
Лермонтова, теперь имеем эту возможность, и наше чествование является
первой оценкой Лермонтова за время революции». Сборник был издан тиражом
всего в 500 экземпляров, поэтому сейчас является редкостью. Участниками
сборника были исключительно пятигорцы.
К этим же дням было приурочено открытие Лермонтовского общества,
которое, правда, просуществовало всего несколько дней. Надолго сохранились
в памяти участников лермонтовских торжеств эти дни, которые стали данью
поэту, обессмертившему город своим творчеством.
Через несколько дней после юбилея, в августе 1923 года, в газете
«Известия» было опубликовано распоряжение правительства РСФСР. В пятом
пункте этого распоряжения «Государственные музеи, состоящие на местном
бюджете», значилось под №75:
«Пятигорск. Домик Лермонтова».
Это было событие огромной важности! Тотчас же после этого
Лермонтовской усадьбе была выдана охранная грамота. Теперь уже не могло
быть и речи о ликвидации «Домика». Решением правительства навечно
утверждалось его значение именно как литературного памятника.
Побывало в «Домике» за 1923 год почти две тысячи человек.
Музей завоевал популярность, но как же трудно было ему перебиваться на
те скудные ассигнования, которые Губполитпросвет выкраивал для него из
своего тоже небогатого бюджета. Не было еще тогда у Советского государства,
залечивавшего тысячи ран, возможности выделить «Домику» значительные
материальные средства.
Чтобы как-то вывести музей из его тяжелого положения, была применена
временная мера: музей переведен на хозрасчет. Мера эта встретила резкое
осуждение тех, кто вложил немало сил в восстановление «Домика». «Разве
можно допустить такое нелепое положение!» – негодующе восклицал в газете
«Терек» ее редактор М. Санаев. Однако нелепое положение было допущено и
утвердилось надолго.
Перевод на хозрасчет поставил музей в еще более трудное положение.
Входной платы, а она была единственным источником дохода, не хватало даже
для проведения мелкого ремонта. Об улучшении же содержания музея, о
приобретении экспонатов не могло быть и речи. Мизерным было количество
сотрудников. (В 1926 году штат состоял только из заведующего музеем и
сторожа).
В 1927 году содержание «Домика» было возвращено местному бюджету.
Принявшая в том году музей Н.И. Логазидзе горячо взялась, прежде всего, за
создание новой экспозиции. На те небольшие средства, которые были отпущены
на улучшение работы, ей удалось к весне 1928 года все же много сделать. Это
было известным шагом вперед, хотя экспозиция и не отличалась ни богатством,
ни, разумеется, научностью разработки. О содержании этой открытой в 1928
году экспозиции можно судить по акту проверки музея, которая была
произведена бригадой учителей Пятигорского гороно 20 июня. В акте
говорится: «Под музей занято пять комнат. В первой помещаются виды
«Домика», копии лермонтовских картин, иллюстрации к некоторым произведениям
поэта, витрины с произведениями различных изданий.
Во второй (зал) – зеркало времен Лермонтова, ломберный стол, столик
круглый, 2 стула, диван, овальный столик со стеклом, шкафчик для посуды,
снимки города Пятигорска. Здесь же находится уголок, где собраны материалы,
связанные с историей дуэли.
В третьей (кабинет Лермонтова) – портрет М.Ю. Лермонтова, фотографии
его родственников, типы горцев (гравюры), письменный стол и кресло
М.Ю. Лермонтова.
В четвертой – собран юбилейный материал, модель памятника Лермонтову,
фотографии памятников Лермонтову, венки, ленты и небольшая библиотека.
В прихожей – бюст поэта, выставка Госиздата произведений Лермонтова
(книги продаются посетителям), книга впечатлений посетителей...»
Как бы то ни было, при всей своей скромности эта первая в
послереволюционные годы экспозиция свидетельствовала о том, что музей в
меру своих сил и возможностей старался показать экспонаты, связанные с
жизнью и творчеством поэта.
29 июля 1928 года в Лермонтовской галерее был организован
Лермонтовский утренник. Выступал на нем с большим докладом профессор
Московского университета П.Н. Сакулин. По окончании программы Сакулин
предложил присутствовавшим отправиться в «Домик», «в котором прошли
последние дни короткой, горькой жизни поэта». Участники утренника пришли в
музей и попросили директора «Домика» пригласить Е.А. Шан-Гирей. С большим
вниманием слушали ее рассказ о том, как на стене «Домика» в 1884 году
укрепляли мемориальную доску[36].
«Народу было множество», – говорила Евгения Акимовна.
В последующие годы работники музея работали над восстановлением в
«Домике» бытовой обстановки времен пребывания в нем Лермонтова. Директор
музея списывается с Пушкинским домом и Ленинградским отделением
Государственного музейного фонда. Он едет в Ленинград, получает там копию
маслом с картины Лермонтова «Штурм Варшавы», несколько кресел, стулья,
янтарные чубуки к трубкам и еще кое-какие экспонаты, относящиеся к
дворянскому быту первой половины XIX века.
Но материальное положение музея продолжало оставаться очень тяжелым.
Финансовые трудности были настолько велики, что руководство музея вынуждено
было – сейчас это звучит дико и невероятно! – сдать пятую комнату «Домика»
(пристроенную в 80-х годах) частным жильцам.
Разумеется, подобную меру трудно оправдать. А к чему она привела,
можно судить по тем статьям, которые вскоре появились в местной и
центральной прессе. «Главной и наиболее популярной достопримечательностью
Пятигорска продолжает считаться «Домик Лермонтова», затерявшийся на улице
имени поэта у подножия Машука, – писала 12 ноября 1929 года выходившая в
Ленинграде «Красная газета». – За последнее время он находится на положении
фактически беспризорного. Прежде всего, произведена варварская
«реставрация»[37] «Домика» с современной покраской, возведением пристроек,
разбивкой мещанского палисадника и вообще превращением всей усадьбы,
имеющей всесоюзное историческое значение, в доходную статью, будто бы
оправдывающую вселение сюда частных постояльцев. И вот по двору усадьбы
развешивается для сушки белье, бродят куры, в углу где-то хрюкает свинья, в
беседке кто-то прохлаждается душем... Заведующие «Домиком» часто меняются,
и каждый из них оставляет по себе самую печальную память...»
Через две недели после этой корреспонденции, 24 ноября 1929 года, в
пятигорской газете «Терек» появилась заметка под заголовком «Уплотненный
Лермонтов».
«Лермонтову с его историческим домиком в Пятигорске не повезло.
Лермонтова уплотнили.
Отдел народного образования заселил усадьбу Лермонтова новыми
жильцами.
Усадьбу опошлили занавесочками, клумбочками, преобразившими ее
первоначальный вид, через двор протянулись веревки для сушки белья, в
глубине двора декорацию дополнил, собою вместительный и донельзя грязный
мусорный ящик. Если сюда добавить непросыхающие лужи мыльной воды после
стирки белья, домашнюю живность... пейзаж получается крайне оживленный...
...Такое отношение к историческому памятнику нетерпимо, оно позорит не
только Терский ОНО, но и все общественные и культурные организации округа».
Картина, нарисованная в приведенных корреспонденциях, безотрадна, но
она не изменилась и в 1930 году. Кстати, из истории этого года старые
работники «Домика» запомнили только такой случай: со стен музея исчез
портрет Мартынова 40-х годов прошлого столетия, то есть того возраста, в
каком он стрелял в Лермонтова. Любопытно, что, как, потом оказалось,
портрет был не украден, а «снят» со стены музея внуком Мартынова («чтобы
дед не подвергался издевательствам», – заявил в свое оправдание любящий
внук).
В 1931 году Лермонтовская усадьба была освобождена от жильцов.
XV
В 1932 году «Домик» частично реставрировали. При этом выяснилось...
впрочем, подробнее всего о том, что выяснилось, сказано в акте о
произведенной реставрации. Он датирован 10 апреля 1932 года.
«При снятии штукатурки оказалось, что под дранью, на которую сделана
последняя, сохранились еще в некоторых местах значительные куски бумаги, а
в некоторых местах дерево смазано раствором мела и глины. Последнее еще раз
подтверждает, что стены домика не переделывались, а остались те самые,
которые составляли жилище поэта в 1841 году».
Вспомним описание «Домика», сделанное Мартьяновым: «Низкие приземистые
комнаты, стены которых оклеены не обоями, но простой бумагой, окрашенной
домашними средствами...» И далее: «В приемной бумага на стенах окрашена
была мелом и потолок выбелен тоже мелом...»
Да ведь это же документальное доказательство того, что стены «Домика»
– молчаливые свидетели жизни Лермонтова – сохранились до наших дней! В этом
смысле реставрация 1932 года принесла ценнейшие результаты.
Внешне «Домику» был придан приблизительно тот вид, какой он имел до
переделок: был убран железный навес над входной дверью, укорочен коридор,
изменен размер окошка в бывшей буфетной. Вместо двухстворчатой входной
двери была навешена одностворчатая. Но зато внутри «Домика» были сделаны
нарушения его первоначального вида: заложена дверь из кабинета Лермонтова в
спальню Столыпина и открыты двери из кабинета Лермонтова и Столыпина в
пятую, позднейшей пристройки комнату. Самое же главное, что сделало «Домик»
очень похожим на ранний фотоснимок 1877 года, было то, что стены его
обмазали глиной и побелили. Снесена была, наконец, беседка в саду, которая
вызывала так много вопросов у посетителей и нареканий со стороны печати.
Еще одно удалось сделать директору «Домика» С.Д. Короткову: он добился
перевода музея на краевой бюджет, а это значительно улучшало материальное
положение «Домика» и поднимало его значение.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33
